Когда-то давно я попала на урок литературы одного известного у нас в городе педагога. Жаль, что сейчас его нет с нами. Он разработал авторскую программу по преподаванию предмета с элементами театрализации. Нет, тот урок, на котором присутствовала я, не был открытый. Это был обычный урок литературы по пьесе Островского «Гроза». Я попросила разрешение присутствовать на нем лишь для того, чтобы написать статью в городскую педагогическую газету об инновационном педагогическом эксперименте. Воображала увидеть убогое кривляние старшеклассников, смешки в классе. Но каково же было мое удивление, когда перед доской были представлены две сцены из спектакля в костюмах, правда, с минимальными декорациями. Разыгранная театрализация не была иллюстрацией к уроку. С ее помощью педагог не только создавал эмоциональный фон, а, прежде всего, приближал события пьесы к сегодняшнему дню, ставил учеников в позицию героев, пытался донести до них мысли автора. В ходе эпизода участники прерывали свое действо и обращались к классу с различными вопросами: «А как, по-вашему мнению, должна была поступить Катерина?», «В чем неправ Тихон?»
Воспоминания об этом уроке у меня вызвала книга Бенедикта Сарнова «Занимательное литературоведение». Мне показалось, что в ней кладезь сценариев подобных уроков.
Педагогу не нужно выбирать из романа или повести эпизоды. Автор книги заготовил
вопросы, показал варианты ответов на них, проиллюстрировал сценами с участием
известных литературных детективов Шерлока Холмса и доктора Уотсона (в первой части), а во второй он отказался от
их услуг и остановил свой выбор на классической паре Автор -Тугодум. Скажите,
разве не блестящая находка использовать такие диалоги на уроке литературы?
Вовсе не обязательно прибегать к декорациям и костюмам. Достаточно разыграть диалоги из книги, задать вопросы, которые уже есть в ней.
Какие же вопросы освещены в книге «Занимательное литературоведение»?
В первой части автор рассматривает "детские вопросы": есть ли реальные прототипы у литературных героев, может ли у одного литературного героя быть несколько прототипов.
В первой части автор рассматривает "детские вопросы": есть ли реальные прототипы у литературных героев, может ли у одного литературного героя быть несколько прототипов.
Т.А. Кузминская |
Продолжая исследовать творчество Льва Николаевича Толстого, они изучают дневниковые записи, воспоминания современников, отражающие период работы над повестью «Хаджи-Мурат» на предмет похожести на реального исторического персонажа. А затем углубляются в историю создания поэмы Н. Некрасова «Русские женщины» и сопоставляют дневник Волконской со стихами Некрасова. Сравнивают образ Наполеона Лермонтова из стихотворения «Воздушный корабль» с образом Наполеона из романа Л.Н. Толстого «Война и мир».
Эта идея мне очень понравилась. Я бы ее развила дальше и у Лермонтова взяла еще стихотворения «Эпитафия Наполеона» и «Последнее новоселье», добавила бы пушкинского Наполеона из стихотворений «Воспоминания о Царском Селе», «Наполеон на Эльбе», обязательно еще приправила бы философией Достоевского, а, может быть, даже затронула Стендаля, Александра Дюма, Андре Моруа, Байрона. Мне кажется, могло бы получиться неплохое ученическое исследование.
Эта идея мне очень понравилась. Я бы ее развила дальше и у Лермонтова взяла еще стихотворения «Эпитафия Наполеона» и «Последнее новоселье», добавила бы пушкинского Наполеона из стихотворений «Воспоминания о Царском Селе», «Наполеон на Эльбе», обязательно еще приправила бы философией Достоевского, а, может быть, даже затронула Стендаля, Александра Дюма, Андре Моруа, Байрона. Мне кажется, могло бы получиться неплохое ученическое исследование.
Н. Д. Офросимова |
В подтверждение своей мысли о том, что «изображая вполне реального человека и даже рисуя его, что называется, "с натуры", писатель - иногда совершенно сознательно, а иногда невольно, интуитивно преображает эту натуру, сообразно своим целям, задачам, в соответствии с владеющим им замыслом» автор книги обращается к рассказу А.П. Чехова «Человек в футляре». Он приводит цитаты из очерка В. Г. Тан-Богораза «На родине Чехова» и книги П.И. Филевского «Очерки из прошлого Таганрогской гимназии», иллюстрирующие, что инспектор Таганрогской гимназии А. Ф. Дьяконов, ставший прототипом Беликова, в реальности не был скупым, робким, жалким человеком.
Б. Сарнова интересуют вопросы о том, как появляется сюжет литературного произведения, нужно ли писателю прибегать к литературным приемам или достаточно описать реальные события. Отвечая на эти вопросы, автор рассматривает историю появления таких произведений, как «Анна Каренина» и «Воскресенье» Л.Н. Толстого, «Красное и черное» Стендаля , «Мадам Бовари»Г. Флобера , «Пиковая дама» и «Золотой петушок» А.С. Пушкина, «Муму» И.С. Тургенева и «Шинель» Н.В. Гоголя. Мы знаем, что в основу этих произведений положены реальные события, но «положив в основу своего будущего произведения какой-нибудь реальный жизненный факт, писатель всегда этот факт деформирует, обогащает, изменяет. Очень часто - до неузнаваемости. Иногда может показаться, что изменения, внесенные писателем в историю, взятую им из жизни, не так уж существенны. Но, вглядевшись в произведение чуть пристальнее, чуть внимательнее сопоставив основные перипетии его сюжета с реальной историей, от которой писатель отталкивался, мы неизменно убеждаемся, что, оттолкнувшись (именно оттолкнувшись) от того или иного жизненного факта, писатель, как правило, уходит от него очень далеко». И далее в книге речь идет о том, как автор произведения работает над сюжетом. Сарнов сравнивает вместе со своими героями две редакции романа Л.Н. Толстого «Война и мир», но почему-то не упоминает о других редакциях этого монументального произведения, а ведь в них есть тоже значительные отличия и свои причины, по которым они не переиздавались. Вот еще одна тема ученической работы.
Герои Сарнова исследуют различные редакции повести «Капитанская дочка» Пушкина и видят трансформацию характера Петра Андреевича Гринева, а также обращаются и к сюжету романа Александра Дюма «Граф Монте Кристо», сравнивая его с «Записками» Жана Пеше. У Жана Пеше описана история про то, как человек, ставший жертвой клеветнического доноса, отомстил доносчикам, виновникам всех постигших его бед и страданий. А в романе Дюма герой не судит, а осуществляет волю провидения.
Следующий литературоведческий вопрос - почему один сюжет встречается в нескольких разных произведениях. Например, сюжет лжеревизора описан в комедии Квитки-Основьяненко «Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе», в повести Александра Вельтмана «Провинциальные актеры» и, конечно, в гоголевском «Ревизоре». Или другой не менее популярный сюжет, в котором главная коллизия романа И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» в точности повторяет рассказ Артура Конан Дойла «Шесть Наполеонов».
Возвращаясь к сюжету «Ревизор», герои книги задаются вопросом, а насколько правдоподобна описанная история. Они исследуют статью Ф.В. Булгарина, который считает, что автор вывел неправдоподобные события, т.к. город неизвестен, а в нем собрались все самые отрицательные персонажи. Только по этой причине такого не может быть. С этим мнением солидарен и другой критик - Ф.В. Вигель. Он пишет, что сам пьесу не видел, не читал, но обвиняет автора в том, что он «выдумал какую-то Россию и в ней какой-то городок, в который свалил он все мерзости, которые изредка на поверхности настоящей России находишь: сколько накопил плутней, подлостей, невежества!.. Это - клевета в пяти действиях».
Очень часто школьники путают два понятия «фабула» и «сюжет». В книге приводится цитата Б. В. Томашевского «Фабула - это то, что было на самом деле. А сюжет - это то, как узнал об этом читатель». Герои книги Сарнова постигают различие на классических примерах - роман «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова и поэма «Мертвые души» Н.В. Гоголя. А на примере небольшого рассказа М. Зощенко «Иностранцы» изучают историю превращения фабулы в сюжет.
В книге упоминается сборник «Как мы пишем» (1930 год), в который вошли ответы на анкету из 16 вопросов. На вопросы отвечали известные писатели того времени: Горький, Зощенко, Алексей Толстой, Тынянов, Константин Федин, Ольга Форш, Вячеслав Шишков и многие другие. Вопросы были самые разные. Например, такие: «Каким материалом преимущественно пользуетесь (автобиографическим, книжным, наблюдениями и записями)?.. Когда работаете: утром, вечером, ночью? Сколько часов в день?.. Техника письма: карандаш, перо или пишущая машинка?.. Много ли вычеркиваете в окончательной редакции?.. Примерная производительность - в листах в месяц?..» Каждый из опрашиваемых на все эти вопросы отвечал, естественно, по-своему. И ответы были получены самые разные. Выяснилось, что у одних писателей производительность высокая, а у других, наоборот, крайне низкая. Одни любят работать ночью, другие, наоборот, садятся за письменный стол с утра пораньше. Одни пользуются пишущей машинкой, другие предпочитают огрызок карандаша... Но был в этой анкете один вопрос, на который самые разные писатели ответили на удивление одинаково: «Составляете ли предварительный план и как он меняется?» Вот два ответа на него: «Плана никогда не делаю, план создается сам собою в процессе работы, его вырабатывают сами герои. Нахожу, что действующим лицам нельзя подсказывать, как они должны вести себя. У каждого из них есть своя биологическая воля». (А.М. Горький)
Очень часто школьники путают два понятия «фабула» и «сюжет». В книге приводится цитата Б. В. Томашевского «Фабула - это то, что было на самом деле. А сюжет - это то, как узнал об этом читатель». Герои книги Сарнова постигают различие на классических примерах - роман «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова и поэма «Мертвые души» Н.В. Гоголя. А на примере небольшого рассказа М. Зощенко «Иностранцы» изучают историю превращения фабулы в сюжет.
В книге упоминается сборник «Как мы пишем» (1930 год), в который вошли ответы на анкету из 16 вопросов. На вопросы отвечали известные писатели того времени: Горький, Зощенко, Алексей Толстой, Тынянов, Константин Федин, Ольга Форш, Вячеслав Шишков и многие другие. Вопросы были самые разные. Например, такие: «Каким материалом преимущественно пользуетесь (автобиографическим, книжным, наблюдениями и записями)?.. Когда работаете: утром, вечером, ночью? Сколько часов в день?.. Техника письма: карандаш, перо или пишущая машинка?.. Много ли вычеркиваете в окончательной редакции?.. Примерная производительность - в листах в месяц?..» Каждый из опрашиваемых на все эти вопросы отвечал, естественно, по-своему. И ответы были получены самые разные. Выяснилось, что у одних писателей производительность высокая, а у других, наоборот, крайне низкая. Одни любят работать ночью, другие, наоборот, садятся за письменный стол с утра пораньше. Одни пользуются пишущей машинкой, другие предпочитают огрызок карандаша... Но был в этой анкете один вопрос, на который самые разные писатели ответили на удивление одинаково: «Составляете ли предварительный план и как он меняется?» Вот два ответа на него: «Плана никогда не делаю, план создается сам собою в процессе работы, его вырабатывают сами герои. Нахожу, что действующим лицам нельзя подсказывать, как они должны вести себя. У каждого из них есть своя биологическая воля». (А.М. Горький)
«Я никогда не составляю плана. Если составлю, то с первых страниц начну писать не то, что в плане. План для меня лишь руководящая идея, вехи, по которым двигаются действующие лица. План, как заранее проработанное архитектоническое сооружение, разбитый на части, главы, детали и пр., - бессмысленная затея, и я не верю тем, кто утверждает, что работает по плану... Писать роман, повесть (крупное произведение) - значит жить вместе с вашими персонажами. Их выдумываешь, но они должны ожить, и, оживая, они часто желают поступать не так, как вам хотелось бы». (А. Толстой)
Автор вспоминает историю появления на свет пьесы Л.Н. Толстого «Живой труп» и изменение сюжетной линии под влиянием жизненных обстоятельств, философских взглядов писателя. Обращаясь к работам Белинского и Шкловского, он подводит читателя к мысли, что «целью образа является не приближение значения его к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание „виденья“ его, а не „узнаванья“». Он говорит о том, что образ становится нарицательным в том случае если в нем «выражена некая идея, определенный взгляд художника на изображаемую им действительность, а в иных случаях даже приговор его этой действительности или некоторым свойствам человеческой натуры. Недаром от имен таких литературных героев образовались даже понятия, которыми мы постоянно пользуемся для оценки или определения тех или иных жизненных явлений: "Маниловщина", "Обломовщина", "Гамлетизм", "Донкихотство"». Сарнов обращает внимание читателя на то, что, например, образ Остапа Бендера «выпирал и заставил авторов написать такие эпизоды, в которых он бы был крупной фигурой… Когда фигура его ожила и стала "такая, которой нельзя уже было изменить", оказалось, что фигура эта - ярче, крупнее, чем она была задумана. И действовать она уже должна была в соответствии с этим прояснившимся своим обликом и новым значением». « Так же было и у Пушкина с его Татьяной, когда вдруг, неожиданно для него, она "удрала штуку" - вышла замуж за генерала. Внести это кардинальное изменение в свой первоначальный замысел Пушкина заставило именно вот это стремление, как говорит Толстой, "не изменить фигуру, а только откинуть то, что скрывало фигуру"».
На примере восприятия образа Дон Кихота Сарнов дает ответ на вопрос, как меняется трактовка образа героя с течением времени. Он рассматривает образ Дон Кихота в трактовке В.Г. Белинского (статья «Горе от ума») и И.С. Тургенева. Белинский сравнивает Чацкого с Дон-Кихотом - крикуном, фразером, шутом, мальчиком верхом на палочке, воображающим себя всадником. Тургенев же видит в образе Дон-Кихота «энтузиаста, служителя идеи».
«Само собой, четырехвековая история прочтения, понимания и истолкования образа Дон-Кихота к этим двум полюсам не сводится. Между ними - как цвета спектра располагаются и другие, не столь резкие, не столь контрастные, суждения о рыцаре Печального Образа. Но каждое из них в той или иной степени тяготеет либо к одному, либо к другому полюсу. И все они в конечном счете колеблются между этими двумя полярными взглядами: глумливым, презрительным, насмешливым отрицанием - и почтительным, а иногда даже восторженным, прямо захлебывающимся от восторга славословием».
Столь же полярные, противоположные, взаимоисключающие суждения высказывались и о другом "вечном спутнике человечества", другом великом образе мировой литературы Гамлете. И опять Сарнов сводит В.Г. Белинского и И. С. Тургенева. У Белинского Гамлет – это восторженный традиционный образ. «Бедный Гамлет, душа прекрасная и великая!» У Тургенева – это эгоизм, а потому безверье. «Он весь живет для самого себя, он эгоист... Он скептик - и вечно возится и носится с самим собою; он постоянно занят не своей обязанностью, а своим положением. А Гамлет, неужели он любит? Неужели сам иронический его творец, глубочайший знаток человеческого сердца, решился дать эгоисту, скептику, проникнутому все разлагающим ядом анализа, любящее, преданное сердце?» Этот образ, нарисованный Тургеневым, противоположен портрету Гамлета, нарисованному Белинским, буквально во всем: не только в самой сути своей, но даже и в частностях.
А далее Сарнов совершенно неожиданно приводит абсурдный с точки зрения современного человека пример, но такой характерный для конца прошлого века. Он ссылается на статью, вышедшую в девяностых годах в газете «Комсомольская правда», в которой автор обвиняет Базарова в преступлении, которое совершил подросток. «Статья эта замечательна тем, что на ее примере особенно ясно видно, как под влиянием тех или иных исторических или политических перемен изменяются общественные идеалы и соответственно - меняется отношение общества к вечным образам мировой литературы, понимание этих образов, интерпретация их. Ну, а кроме того, на примере этой статьи (я, кстати, мог выбрать и другую, но выбрал именно ее, как наиболее характерную) особенно ясно видно, насколько до сих пор живы художественные образы, созданные классиками. Взять хоть того же Базарова. Или Обломова. Почти полтораста лет прошло со времени их создания, а они и сейчас, как подлинные современники наши, участвуют в самых насущных, самых актуальных, жизненно важных для нас спорах о сегодняшних путях и судьбах нашего Отечества». Эти параллели мне показались достойны продолжения. Можно составить список литературных критиков из других временных эпох, в том числе и наших современников и попросить учеников проанализировать различные точки зрения на одно и то же произведение. А, может быть, пойти дальше и рассмотреть режиссерские интерпретации, отраженные в спектаклях, фильмах, предложить ученикам поразмышлять, как они объяснили бы поступки героя.
Сарнов напоминает читателю еще один методический прием - довообрази, досочини произведение, придумай другую концовку. Он анализирует, как М.Е. Салтыков-Щедрин в книге «В среде умеренности и аккуратности» продолжил судьбу Молчалина, доведя его жизнь до старости. Эта работа может вполне служить дополнительным материалом к уроку по пьесе «Горе от ума».
Очень советую школьникам и их педагогам внимательно изучить книгу Бенедикта Сарнова «Занимательное литературоведение». Я уверена, что школьники сделают личные открытия, а педагоги подпитаются новыми идеями и темами для исследований и проектов.
Комментариев нет:
Отправить комментарий