Л.П. Гроссман «Литературные портреты»

На восьмое марта мне подарили книгу Л.Гроссмана «Литературные портреты». Прошло уже более месяца, а отзыв созрел только сейчас. Необходимо было время для того, чтобы  осмыслить прочитанные статьи, вернуться к литературным произведениям, вспомнить тексты. 

Личность Леонида Петровича Гроссмана настолько значима, что я не могу не написать несколько слов о нем. Гроссман застал несколько периодов нашего государства. Он был лично знаком с А. Белым, А. Блоком, А. Ахматовой, М. Волошиным  и другими поэтами и писателями «Серебряного века». Сам занимался писательским ремеслом, не гнушался журналистикой. Первый сборник стихотворений указывает на его симпатии к символизму. В революционной Одессе он вместе с И.А. Буниным издавал журнал «Объединение». В 1921 году Гроссман переезжает в Москву и продолжает свою литературную, научную и педагогическую деятельность. С новой энергией он углубляется в исследование творчества Ф.М. Достоевского,  пишет биографию А.С. Пушкина, участвует в деятельности литературных объединений. Как еврей, как человек независимых взглядов Гроссман не мог не попасть в число космополитов. Вероятно, в этот трудный жизненный период он нашел отдушину в своей работе. Леонид Петрович продолжал заниматься литературоведческими исследованиями. Еще при жизни вышли из печати две книги в серии «Жизнь замечательных людей». Первая посвящена А.С. Пушкину, а вторая – Ф.М. Достоевскому. 

В сборник «Литературные портреты» вошли небольшие статьи и монографии, часть из которых ранее не издавалась.  Так, например, в сборник включена глава «Пушкин и дендизм» из книги  «Этюды о Пушкине». Леонид Петрович дает определение дендизму как литературному явлению, включая в список настоящих денди Пушкина, Грибоедова, Чаадаева, Лермонтова, Вяземского. Он даже молодого Л.Н. Толстого причисляет к денди. При исследовании природы дендизма Гроссман ссылается на мнение Бодлера как главного аналитика этого направления. Бодлер считал, что для «денди характерен культ прекрасного в каждом переживании, потребность поражать и разрушать тривиальность, умение сохранять бесстрастие и всячески углублять свое тщеславие». Гроссман анализирует библиотеку Пушкина и находит немало книг, которые могут быть сочтены трактами дендизма: галантные мемуары, сборники анекдотов, книги авторов-денди о героях их собственного типа. Гроссман считает, что появление таких образов как Чарский, герой незаконченной повести «Египетские ночи», и Онегин следствие глубокого погружения Пушкина в дендизм. Гроссман убежден, что «анализ и определение дендизма  должны входить существенным элементом в изучение Пушкина. Без этого многое остается невыясненным в его любимых образах, в его личности, в его поэтическом стиле». Я думаю, что современным школьникам такая трактовка романа «Евгений Онегин» была бы интересна. Конечно, сейчас дендизма поубавилось, все больше гламур властвует. ;) Но если найдется вдумчивый педагог, который сможет решиться на проведение параллели между девятнадцатым веком и современностью, то в работах Гроссмана он может почерпнуть материал для разработки уроков. Иллюстративный и видео материал о дендизме можно найти на сайте проекта «Arzamaz». В качестве главного денди Ольга Вайнштейн, автор курса, рассматривается образ Бо Браммела. 

Другая статья из сборника «Литературные портреты» называется «Искусство анекдота у Пушкина». В ней Леонид Петрович рассматривает анекдот как краткий, остроумный рассказ о забавном происшествии. В современной классификации мы бы такие анекдоты  отнесли к  историческому, театральному, литературному типу. Гроссман исследует приемы, которыми пользуется Пушкин для вкрапления анекдота в канву произведения. Он отмечает, что в некоторых произведениях поэта анекдот сохраняется в тексте в первоначальном неизменном варианте. В других, например в «Капитанской дочке», анекдот полностью  переработан, детализирован. В «Повестях Белкина» при описании биографии Ивана Петровича Белкина Пушкин использует утаенный прием. Анекдот не написан, а дается лишь намек на него: «… следует анекдот, коего мы не помещаем, полагая его излишнем…» Нам, современным читателям, трудно догадаться о смысле анекдота, поэтому стоит обратиться к литературоведческим комментариям. И последний прием, который использует Пушкин,  это анекдот доведенный до драматизма. Такой прием был использован поэтом в «Маленьких трагедиях».  

Тема исторического анекдота мне тоже показалась интересной с точки зрения изучения творчества Пушкина в школьном курсе. Можно было бы после изучения произведений поэта предложить школьникам творческое домашнее задание: сочиниь рассказ на основе анекдота. В качестве материалов для анекдотов можно использовать книги из серии «Математики (физики, химики) шутят» или, вернувшись к проекту «Arzamaz» , использовать главу из книги «Жизнь Бо Браммела в анекдотах».

Открытием для меня стало имя Аполлона Григорьева как серьезного литературного критика, лишенного при жизни заслуженного внимания. Это он еще 1859 году написал о Пушкине: «Пушкин – наше все: Пушкин представитель всего настоящего душевного, особенного, такого, что остается нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужим, с другими мирами. Пушкин пока единственный полный очерк нашей народной личности. Не только в мире художественных, но и в мире всех общественных и нравственных наших сочувствий Пушкин есть первый и полный представитель нашей физиономии». (цитата из книги).  Я-то глупая думала, что расхожая фраза «Пушкин наше все» создана досужим копирайтером, а затем вышла в народ. Стыдно! Как же я ошибалась!

При чтении сборника меня не покидало беспокойство по поводу того, что в книге нет ссылок на первоисточники. В статьях много цитат, но сноски отсутствуют, нет комментариев и в конце книги. Поэтому я захотела проверить цитату о Пушкине, воспользовавшись сайтом http://dic.academic.ru/ . Каково же было мое удивление, когда я увидела другой вариант. Чему верить? Конечно оригиналу статьи А. Григорьева «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина». Во второй главе мы находим достоверно правильную цитату о поэте. А в четвертой главе Григорьев еще раз возвращается к мысли о том, что Пушкин наше все, т.к. возражает критикам, которые считают, что Пушкин «умер весьма кстати, ибо иначе не стал бы в уровень с современным движением и пережил бы самого себя». Невольное мини-исследование натолкнуло меня на мысль: почему бы не использовать такой прием на уроке. Дать задание учащимся найти верный вариант цитаты и прокомментировать ее.

В статье «Россия Салтыкова» Гроссмана рассматривает «Историю одного города» как смелую и резкую пародию на официальную историю государства Российского. Читая эту статью, у меня невольно возникали параллели с сегодняшним днем. 

История появление романа тесно связано с празднованием тысячелетия России, которое официально пышно отмечалось. «Публицисты надрывались над восхвалением десяти столетий нравственного и гражданского развития России, прославляли мужей-правителей, депутации приветствовали царя, стоявшего на рубеже двух тысячелетий нашей дорогой Отчизны, как будто в этом была его заслуга. Восторг по приказу носил все признаки своего канцелярского происхождения». Юбилей породил обширную и пеструю литературу от историко-философских исследований до крикливых брошюрок в духе «Россия – мать героев». Но были и другие непафосные мероприятия. На одном музыкальном вечере профессор С-Петербургского университета Павлов прочитал статью, противоречащую общему торжественному тону. Оратор указывал, что к середине XIX века ««чаша бедствий переполнилась». Реформы стали неизбежны». В конце 1862 года Мартьянов, находясь в Лондоне, выпустил книгу «Народ и государство», в которой дал толкование русской истории отличное от официальной версии. В это же время выходит прокламация «К молодой России». «Вслед за торжественными речами и елейным благолепием празднества российская действительность ознаменовалась муравьевским подавлением польского мятежа, ссылкою Чернышевского, заключением Писарева, разгромом русской передовой журналистики», - пишет Л.П. Гроссман. 

А в это время Салтыков-Щедрин работал над «Историей одного города», которая в 1869 году начала выходить в свет в журнале «Отечественные записки».

Гроссман, анализируя «Историю одного города», приходит к выводу, что «трагикомедия далеко переступает за пределы своего десятилетия и глядит не только в прошлое, но и в будущее… Это не только публицистика – это одновременно итоги и прогнозы». Леонид Петрович подробно рассматривает стилистические приемы, к которым прибегает Салтыков. Так, например, прием пародии на канцелярский стиль. В качестве примера он приводит речь бригадира Баклана к обывателям. Не могу не привести цитату из произведения, т.к. за два столетия в избирательных речах мало что изменилось: «Натиск, - сказал он, - и притом быстрота. Снисходительность и притом строгость. И притом благоразумная твердость. Вот, милостивые государи, та цель или, точнее сказать, те пять целей, которых я, с Божьей помощью, надеюсь достигнуть при посредстве некоторых административных мероприятий, составляющих сущность или, лучше сказать, ядро обдуманного мною плана кампании». 

После прочтения статьи «Россия Салтыкова» возникло желание перечитать «Историю одного города», дабы убедиться в очередной раз, что все течет, все меняется, только человеческая глупость и дурость, увы, постоянна.