вторник, 12 января 2016 г.

Евгений Водолазкин «Лавр»


В радостные рождественские дни хочется читать развлекательную литературу. Но так случилось, что коллега накануне каникул пронесла роман Евгения Водолазкина «Лавр» и в ультимативной форме сказала: «Прочитай!». Каким-то восьмым чутьем она поняла, что эта книга для меня. У меня уже в запасе было несколько электронных книг, которые я намеревалась прочитать в новогодние праздники, но моя рука невольно потянулась к белой обложке.
Конечно, я предполагала, что произведение «Лавр» условно можно назвать романом. Не зря сам автор определяет жанр произведения как неисторический роман. В нем Евгений Водолазкин, опираясь на древнерусские тексты, пытается воссоздать картины Средневековья. Эпоха является лишь фоном для главной темы, которая волнует писателя, темы связи Бога с человеком. Евгений Водолазкин в аннотации пишет: «Мне кажется, что связи с Ним раньше были прямые. Важно уже то, что они были. Сейчас вопрос этих связей занимает немногих, и это озадачивает. Неужели со времен Средневековья мы узнали что-то радикально новое, что позволяет расслабиться?» 
Звучит как вызов лично мне, и я его принимаю.

Вопросы, которые поднимает роман, очень близки мне. На какие-то я уже давно нашла ответы, какие-то постоянно звучат в моей голове. А после прочтения появились новые: Можно ли, живя в миру, приблизится к Богу, «возлюбить ближнего своего, как самого себя»? Современный расцвет целительства происходит от Бога или дьявола? Что такое конец света: это конец жизни одного человека или всемирная катастрофа? У каждого ли человека жизненное время движется по спирали или у некоторых это линия?

Роман состоит из четырех книг: «Книга познания», «Книга отречения», «Книга пути» и «Книга покоя». В первой главе Арсений познает мир. Он перенимает дар целительсва от деда, который умел лечить людей, знал различные целебные свойства трав. И, возможно, Рукинец так бы и прожил спокойную, безбедную жизнь. Дар Аресния был настолько велик, что к нему приезжали посадники, бояре. За избавление от болезней они преподносили дорогие подарки.

«Для жителей слободки это прозвище не имело смысла, поскольку все они были рукинцами. Иначе сложилось с Арсением. Даже внутри самой слободки его стали определять как Рукинца. Это воспринималось как своего рода выдача почетного гражданства, как именование любимого им Александра – Македонцем. Когда же слава об удивительных руках Арсения дошла до земель, где о Рукиной слободке никогда не слышали (а таких было большинство), прозвище опять потеряло свой смысл. И тогда Арсения стали называть Врачом».

В юности Арсений совершил смертный грех: его невенчанная жена Устина по его вине умерла во время родов, без причастия. В память о ней и нерожденном сыне Аресний отрекается от мирской жизни, дает обет прожить жизнь праведника вместо жены своей, подвергает себя всяческим телесным мучениям. Старец, увидев его мучения говорит: «Любовь сделала вас с Устиной единым целым, а значит, часть Устины все еще здесь. Это — ты… У тебя трудный путь, ведь история твоей любви только начинается. Теперь, Арсение, все будет зависеть от силы твоей любви. И, конечно, от силы твоей молитвы». Арсений принимает имя Устин и становится юродивым. В третьей книге описан его паломнический путь из Пскова в Иерусалим. В «Книге покоя» он глубоким старцем возвращается в псковский монастырь и принимает схиму под именем Лавр.

«Хорошее имя Лавр, ибо растение, тебе отныне тезоименитое, целебно. Будучи вечнозеленым, оно знаменует вечную жизнь.
Я более не ощущаю единства моей жизни, сказал Лавр. Я был Арсением, Устином, Амвросием, а теперь вот стал Лавром. Жизнь моя прожита четырьмя непохожими друг на друга людьми, имеющими разные тела и разные имена. Что общего между мною и светловолосым мальчиком из Рукиной слободки? Память? Но чем дольше я живу, тем больше мои воспоминания кажутся мне выдумкой. Я перестаю им верить, и оттого они не в силах связать меня с теми, кто в разное  время был мной. Жизнь напоминает мозаику и рассыпается на части».

Вопросы времени, конца света не новы для классической литературы. Точка зрения автора романа полностью совпадает с моей. Еще в нулевых годах нашего века, когда тема конца света была особенно популярна, я для себя решила, что для каждого человека со смертью наступает конец света. Мою мысль подтверждает итальянец Амброджо Флеккиа, с которым герой романа совершает паломнический путь:

«Я скажу странную вещь. Мне все больше кажется, что времени нет. Все на свете существует вневременно, иначе как мог бы я знать небывшее будущее? Я думаю, время дано нам по милосердию Божию, чтобы мы не запутались, ибо не может сознание человека впустить в себя все события одновременно. Мы заперты во времени из-за слабости нашей.
Значит, по-твоему, и конец света уже существует, спросил Арсений.
Я этого не исключаю. Существует ведь смерть отдельных людей – разве это не личный конец света? В конце концов, всеобщая история – это лишь часть истории личной.
Можно сказать и наоборот, заметил, подумав, Арсений.
Можно и наоборот: эти две истории изначально не могут друг без друга. Здесь, Арсение, важно то, что для каждого отдельного человека конец света наступает через несколько десятков лет после рождения – это уж кому сколько отпущено. (Амброджо наклонился к шее коня и выдохнул ему в гриву.) Всеобщий конец света, как ты знаешь, меня волнует, но я его не страшусь. То есть страшусь не более собственной смерти».
И еще одна цитата о времени.
«Путь живых, Амвросие, не может быть кругом. Путь живых, даже если они монахи, разомкнут, ведь без выхода из круга какая же, спрашивается, свобода воли?..
Ты полагаешь, что время здесь не круг, а какая-то разомкнутая фигура, спросил у старца Амвросий.
Вот именно, ответил старец. Возлюбив геометрию, движение времени уподоблю спирали. Это повторение, но на каком-то новом, более высоком уровне. Или, если хочешь, переживание нового, но не с чистого листа. С памятью о пережитом прежде…
Есть сходные события, продолжал старец, но из этого сходства рождается противоположность. Ветхий Завет открывает Адам, а Новый Завет открывает Христос. Сладость яблока, съеденного Адамом, оборачивается горечью уксуса, испитого Христом. Древо познания приводит человечество к смерти, а крестное древо дарует человечеству бессмертие. Помни, Амвросие, что повторения даны для преодоления времени и нашего спасения».

Как-то я уже писала, что прочитанные книги делю на две категории: мои и не мои. Мои – это те, которые полностью совпадают с моими внутренними ритмами. Все они живут во мне, каждая является клеточкой моей души. Роман «Лавр» заполнил собой пустующий пазл, и я на физическом уровне ощущаю изменения во мне.

«Он помнил слова Арсения Великого: много раз я сожалел о словах, которые произносили уста мои, но о молчании я не жалел никогда».


Комментариев нет:

Отправить комментарий